С детства — и на всю жизнь

Этот край для Валерия связан с незабываемыми годами. Когда мальчику исполнилось 12 лет, семья переехала в Андзели, несколько лет он отучился в местной школе, и лишь один — 8-й класс — в Эзерниекской средней. Это потому, что в небольших сельских школах один за другим закрывали латышские потоки — русскоговорящих детей было больше. Пришлось искать ближайшую к дому латышскую школу, и Валерий выбрал Эзерниеки, где уже два года учился его старший брат. Прошло много лет, и вот теперь художник, в знак благодарности, привез выставку своих картин именно в Эзерниеки — в край своей юности, о котором он всегда помнил и который бесконечно дорог его сердцу. Этими картинами Валерий удивляет и радует зрителей, получая взамен новые впечатления и творческие идеи, встречи с друзьями детства и одноклассниками. В. Дичковский провел пленэр для местных жителей, много писал латгальскую природу, удивительный Эжэзерс, окрестности Дагды, и лошадей, лошадей…

После окончания Эзерниекской школы судьба привела его на отделение декораторов Резекненского училища прикладного искусства. Здесь он получил среднее образование и специальность декоратора-оформителя. Выбор первого места работы — это отдельная история. В Ригу Валерий отправился вместе с руководителем дипломной работы, прекрасным педагогом Силвой Линарте, и в столице у него появилась возможность первым выбрать место из предложенного списка. Он сразу остановил свой выбор на том, что находилось ближе к родине — пока не призвали в армию, был декоратором в Бауском доме культуры. Там услуги оформителя особым спросом не пользовались, но зато нужно было создавать декорации для новых постановок — оперетта “Zaļā pļavā” и пьеса для детей “Три поросенка”. Это была первая работа художника — и как раз по специальности. Разве можно было представить себе большее счастье!

В армии Валерий попал в танковые войска, но искусство и тут не оставляло его — на втором году службы пришлось вспомнить навыки оформителя, чтобы поскорее попасть домой. Так оно и случилось, только не раньше, а день в день. Впрочем, остальные отслужили и того больше, досрочно никого не отпустили. За все заработанные в армии деньги Валерий в Добеле поймал такси и ночью с ветерком доехал до дома. Понятно, что первое его место работы в Бауске было уже занято, пришлось искать трудовую книжку, да и из очереди на квартиру исключили. В общем, на душе было совсем невесело…

“Меня уговорили поискать работу поближе к Риге. К тому же, мама, старший брат и сестра уже жили в столице, — рассказывает Валерий. — В те времена работу едва ли не на блюдечке подносили, поэтому устроился без проблем. Места были хорошими, но пришлось пометаться из одного в другое. По сути, однажды оказался перед дилеммой: работать там, где есть возможность получить квартиру или выбрать место, где платят больше. Сегодня об этом можно смело говорить. А тогда труд был направлен исключительно на счастье нашего народа, им нельзя было пренебрегать и осуждать его. Ведь тогда большой общей семьей коммунизма не построить! Ведь так? У брата уже была квартира в Риге, но, как только женился, переехал к молодой супруге, чтобы освободить свою первую квартирку для нас. Мама прожила в ней до самого преклонного возраста. Я создал собственную семью. Бросил институт проектирования и выбрал, по сути, еще более интересное место — Рижский авиационный институт, где очень много времени проводил со студентами. Именно здесь появилось вдохновение к творческой деятельности, кроме этого, получил от вуза квартиру.

Затем началась Атмода — все мы словно проснулись и увидели, какова реальность. Я оказался фактически первым безработным. Нам предстояло создать ячейку Народного фронта в весьма своеобразной русскоязычной среде. И это оказалось возможным! Все же интеллигенция — народ понимающий, отзывчивый. В Народный фронт вступали как сотрудники института, так и студенты. А вот меня за эту деятельность уволили с работы. С тех самых пор и по сей день я являюсь свободным художником — в прямом смысле этого слова. Нет, конечно же, были рабочие места, совсем без дела человек сидеть не может. Трудился в различных учебных заведениях, в музее, но всюду — на мизерную ставку. Писал картины и занимался дизайном интерьеров. В свое время окончил отделение дизайна Художественной академии, вторая моя профессия — интерьерист. Так получилось, что почти все места работы были связаны с архитектурой, проектированием интерьера, дизайном”.

По нынешним меркам Валерий имеет большую семью. Его жена — медик, кроме этого, занимается шитьем. Однако большую часть своей жизни была домохозяйкой. Супруги вырастили троих сыновей и дочь, все живут в столице. Старший — Марек — работает часовщиком. Профессия эта очень сложная и изматывающая, в чем-то она сродни искусству. Дочь Николь окончила детскую музыкальную школу, училась игре на скрипке, затем осваивала хоровое пение, а потом поступила в художественную школу на отделение стекла и витражей. Можно сказать, что она имеет самое прямое отношение к искусству. На данный момент Николь посвятила себя воспитанию двух дочерей, но подумывает о работе на фабрике фарфора. Янекс и Майклс занимаются укладыванием брусчатки. Если подумать, то их профессия также сродни искусству: следует создавать проекты, намечать дорожки, подумать об озеленении, включить фантазию. В общем, чтобы все было красиво. Гордится Валерий и шестерыми внуками — это пять девочек и один мальчик. Именно внук Кристапс может оказаться тем, кто станет дедушкиным последователем.

“Моя мама — из Польши, отец — с Украины. Познакомились, когда оба батрачили, — продолжает художник. — У родителей было семеро детей. Кто-то сказал, что родина — это место, которое сердце ребенка запоминает на всю жизнь. А если наши дети и внуки рождаются на чужбине, то ее они и станут воспринимать как родину, как бы дорога ни была для них и нас самих Латвия. Да и стоит ли это вообще обсуждать? Главное — не потерять связи со своей родиной и землей предков, тогда все будет в порядке!”

— Когда осматриваешь выставку ваших работ, становится понятным, что вам особенно нравятся лошади. Почему?

— Лошади — это одно из главных моих детских увлечений и любовь к живой природе как таковой. Выражаясь образно, я вырос в конюшне. В годы моего детства в колхозе была конюшня, и мне обязательно всегда нужно было ошиваться там — ведь все нужно увидеть! Если честно, то испытывал поистине панический страх перед таким огромным животным, как лошадь. Но моя привязанность помогла преодолеть этот страх и сблизила нас. До сих пор не упускаю возможности изображать лошадей на своих картинах, и все еще не перестаю изучать анатомию этих животных. Рисую их чаще, чем что-либо другое, но только с натуры. Лишь несколько полотен являются плодом фантазии — когда хотелось писать, но возможности отправиться к лошадям не было. Все пейзажи являются результатом пленэров — как совместных, так и личных. Такие личные пленэры устраиваю часто, поскольку не завишу от рабочего графика и могу позволить себе свой, творческий. Репродукции никогда не создавал. Портретов пишу мало, и то — в основном лишь знакомых, близких людей, чужих совсем редко. Ближе остальных для меня — пастель, нравится, когда она получается путем применения угля, простого карандаша, мас- ла и акварели. К сожалению, было время, когда эта техника позабылась, теперь же она возрождается. Своих картин я никогда не считал. Почти все, написанное мною, находится в экспозициях, художественных салонах либо у друзей. Потому что работы сразу же или продаю, или дарю. Точно знаю, что некоторые мои полотна попали в салоны, расположенные в Англии, Германии, Литве, России. Многие картины отправились за границу в неизвестном направлении — в качестве подарков.

— Слышал, что в вашей карьере художника было несколько интересных событий. Но одно из них — самое яркое…

— Это был мой первый и пока единственный полет на дельтаплане. В воздух поднялся со старого военного аэродрома для реактивных самолетов в Румбуле. Впрочем, среди моих картин не стоит искать полотен, на которых изображена земля с высоты птичьего полета. Это было приключение, которое закончилось едва ли не трагедией. Ни у кого, кроме меня, не было автомашины, чтобы подцепить планер, помочь подняться ему в воздух и затем парить над Даугавой. В то время я был большим авантюристом: раз предложили — сразу согласился, “подписавшись” на полет. Когда оказался в воздухе, тут же забыл весь инструктаж. Какое там вдохновение — думал лишь о том, как приземлиться. Получилось это неплохо, но не без курьезов. В деталях рассказывать не стану, отмечу лишь, что когда добрался до дому — меня все же узнали. Несмотря ни на что, желание еще раз подняться в воздух осталось, и во время прошлогоднего пленэра была возможность полетать на моторизованном дельтаплане, однако из-за загруженности на это не хватило времени.

Мне посчастливилось писать во Франции, куда я поехал в составе группы художников, отравившейся на экскурсию в Бретань. Там появились несколько работ, одну из них можно увидеть на выставке, переехавшей из Эзерниек в Краславу. Есть ли разница в том, пишешь за границей или на родине? Там ты все время пытаешься найти вдохновение, однако его нет. Села, города, люди — все одно и то же. Ты приходишь во двор, где тебя замечательно встречают, ты можешь свободно, самозабвенно рисовать. Бродили, кто где — одни отправлялись в бар, другие ходили по дворам. Мне посчастливилось отыскать конюшню с лошадьми, побеседовал там с одним приятным молодым человеком. Слово по-немецки, слово — по-английски, кое-что из французского, а под конец и вовсе стал говорить с ним на латышском. И, представьте — мы поняли друг друга. С помощью языка жестов и используя пару иностранных слов, оказывается, вполне можно изъясниться и быть понятым. Точно так же было, когда в Бретани забрел к одному керамисту — он все мне показал, рассказал о своих обжиговых печах, глазури...

— На ваших полотнах яркие тона — большая редкость. Они, скорее, выдержаны в спокойных, тихих красках...

— А где у нас в Латвии эти яркие тона? Возможно, в Эзерниеках, когда осенние холода окрашивают листья деревьев... Огненно-яркой бывает Сигулда. Впрочем, это больше зависит от погодных условий. Используемые мною оттенки — более землистые, однако это не означает, что мне чуждо буйство красок, например, при написании картин на абстрактные темы. На мой художественный почерк оказала влияние школа С. Линарте, которую я называю “латвийским серым импрессионизмом”. Раз уж существует французский серый импрессионизм, то можно сказать, что и в нашей стране есть свой, латвийский. Нынче многие творят в такой серой, приглушенной гамме. Я думаю, на любого художника оказывает влияние школа, которую он прошел, потому что есть учителя, которые становятся для живописца едва ли не кумирами и Богом в одном лице, их непременно хочется беречь, как зеницу ока. Для меня такой педагог, безусловно, Силва Линарте. А еще прославленный акварелист Янис Унда писал в серых тонах. Хотя и у него были более яркие работы. По большому счету, именно резекненская школа принесла эту, если можно так выразиться, серую гамму в Ригу. И, надо признать, изначально она не пришлась рижанам по душе. Но ничего, позже привыкли... Ведь искусство — разносторонняя, многоплановая вещь, весьма изменчивая и в ней, о сути, нет канонов. Чем дольше ты работаешь, тем чаще кажется, что не существует никаких закономерностей. Разве что одна — что искусство обязано пробуждать позитивные эмоции.

— Начинающие молодые художники наверняка хотели бы узнать, как много времени должно пройти, чтобы ты стал настоящим живописцем?

— Сам я начал писать поздно. Вдруг снизошло озарение — нужно начинать рисовать! Более двенадцати лет причисляю себя к художникам Селии, с которыми вместе участвуем в пленэрах, творим. Большинство картин были написаны на природе. Таким образом, вот уже тринадцатый год я интенсивно занимаюсь живописью. До тех пор брал в руки кисть изредка. Думаю, молодежь у нас талантливая, а еще трудолюбивая. Словом, ничего не потеряно и все будет в порядке. Если кто-то попытается сказать, что, мол, в то время... Знаете, ничего сверхъестественного и тогда не было. Более того, сейчас положение даже лучше — жизнь стала интереснее, многообразнее. То, что рядом с нами растут новые таланты — это вне всяких сомнений. И никаких сослагательных наклонений — молодежь талантлива! Оказывают ли помощь новейшие технологии? Конечно! Например, в виртуальной реальности можно посетить музеи. Но все должно быть в меру, и не следует чересчур увлекаться чем-то одним. Ведь в этом случае рано или поздно скатимся до самого примитивного. Каждый человек в своей жизни хоть раз хотел сделать что-то самое простое — например, топором обрубить ветки в лесу. Возможно, я ошибаюсь, но у меня лично всегда было такое желание — попробовать сделать что-то очень простое, или, наоборот, очень сложное. Этим-то человек и отличается от других живых существ.

— Интересуется ли сегодняшний среднестатистический человек живописью, искусством?

— Искусство не исчезнет никогда. Потому что оно живет в каждом из нас с самого рождения. Однажды, глядя на меня, внучка сказала: “Дедушка, я тоже хочу помалевать!” Я ей лишь один раз сказал, что это не мазня, а живопись! А когда в детском саду воспитательница сказала “Сейчас будем красить”, внучка возразила: “Не красить, а заниматься живописью!” Как видите, в этом нет ничего сложного, нужно лишь суметь преподнести. Лично я не знаю такой семьи, в которой хотя бы один из домочадцев не занимался каким-либо видом искусства. Ничего никто не творит, говорите? Ну, так корзины же плетет! А это — самое что ни на есть искусство. Сегодня многие использую определение “прикладное искусство”, однако особой разницы я не вижу. Одним словом, если мы не предоставим детям возможность вязать или вышивать крестиком, посещать хор или играть на пианино, то они и не станут этим заниматься. Если он скрипку никогда в жизни в глаза не видел и в руках не держал — как он может узнать, что это — его инструмент? А ведь не исключено, что у ребенка — настоящий талант! Поэтому нужно давать молодым возможность самовыражаться. Да пусть пачкает эти стены, но дайте ему возможность найти самого себя! Любая профессия требует творческого подхода. Даже траншеи нужно копать с радостью, что получились ровными и красивыми. Все, что ни делается, должно доставлять удовольствие самому творцу. Словом, в любой профессии без творческого подхода не обойтись.

— А ваша удовлетворяет вас полностью?

— Возможно, прозвучит это неправдоподобно, но я, наверное, один из немногих, кто с будущей профессией определились еще с детского сада. Насколько себя помню, всегда нравилось рисовать, писать картины. Знаю даже, что первые мои произведения были нарисованы на задней стенке шкафа, и они, увы, не сохранились. Весь шкаф был изрисован изображениями лошадей и собак. Ну, а когда в деревню приехал маляр — это было нечто невообразимое! В те времена примерно раз в два года на селе белили стены, а затем валиком наносили орнамент. И когда маляр извлекал из чемодана невероятное количество различных резиновых валиков — для нас, детей, это был настоящий праздник! Нам давали возможность выбрать, каким из орнаментов украсить комнату. Непосредственно же с искусством впервые столкнулся в школьные годы, в кабинете директора. Где-то в начальных классах, еще до того, как переехали в Латгалию (после 4-го класса). Я, помнится, что-то вытворил, и за это меня вызвали в кабинет директора. Это был первый раз, когда увидел настоящую картину, не репродукцию! Дома на стене висели лишь портреты Сталина и Ленина, скорее всего — копии, но точно сейчас сказать не могу. Директор выговаривал мне, но я его не слышал — все смотрел, как завороженный, на эти полотна. И уже тогда решил для себя, что хочу научиться писать картины.

— Спасибо за интервью!

Юрис РОГА.