Свидетель навязанных потрясений

Как часто случалось, и в этот раз пытливые и неравнодушные читатели подсказали адресок в Аугсткалне: второго января Янису Язеповичу Цауне стукнет восемьдесят. Не сразу, но все же напросился в гости к хозяину, в доме которого и до того приходилось бывать. Когда спросил без пяти минут юбиляра: “В который раз встречаемся?”, тот хитровато улыбнулся и ответил: “Точно не скажу. А вот время нашего знакомства помню — лето 1973 года, тогда в поселке сдавались индивидуальные домики под ключ”. Вот это память, дай Бог каждому!..

Время безжалостно: последние годы оставили свой печальный отпечаток и на судьбе моего старого знакомого. Однако, овдовев, он не познал горя одиночества. Двое сыновей с семьями, внуки-правнуки навещают постоянно. Да и в добротном доме, построенном собственными руками, витает дух благополучной семейной жизни. Вместе с дедом живут внук Артур с супругой Юлией да малышкой Лаурой. Родовое древо продолжается, чем и счастлив наш Язепович: шесть внуков, три правнучки. Вот оно, настоящее богатство и главный смысл жизни!

Его судьба — частица истории многострадальной Латгалии и яркий пример преданности родному краю. Старшего сына родители крестили в костеле Боровской парафии в далеком 1933 году, а всего в трудолюбивой крестьянской семье родилось девять детей! В лихую военную годину жизнь двух малюток оборвалась, а до сегодняшнего дня дожили пятеро. Первенцу досталось больше всех. Когда отца забрали на фронт, Янис стал правой рукой матери. С одиннадцати лет начал ходить за плугом, а за косу взялся еще раньше. Слегка подзабыв тяготы юношеской поры, сегодня ту школу крестьянской жизни вспоминает добром. Он и сейчас борозды не испортит…

Времена Первой республики Янис Язепович больше знает по рассказам и переживаниям родителей. При выходе на хутора дед вытащил по жребию двадцатигектарный надел, лишь четвертая часть которого была пригодна для использованию. Сколько трудов вложено, сколько пота пролито, пока велась раскорчевка перелесков да осушение болот! Все делалось вручную. Соседи также трудились от зари до зари. Дед имел пару лошадей, у отца была одна — ему в наследство досталось десять гектаров. Чтобы прокормить большую семью, хуторянину приходилось с ранней весны до поздней осени крутиться как белке в колесе. Зимой отец у соседей трепал лен, чтобы многодетная семья смогла свести концы с концами. Очень трудное было время.

А потом грянула война, когда на хозяйствах остались женщины и дети. Не будешь держать скот, на который надо неустанно работать — семья умрет с голоду. Так что “прелести” того времени юный Янис познал на собственной шкуре. Но и в этом периоде он видит явный плюс: люди научились по-хозяйски работать на своей земле. Не жалея сил и забыв о праздниках.

“Война в нашей стороне закончилась в сорок четвертом, — вспоминает мой собеседник. — Далее новая напасть — крестьян стали давить по-борами советы. От гектара земли сдавали зерно, мясо, последние деньги отнимали в обмен на облигации займа, на которые в итоге получили “пшик”.

Лиха беда начало… Янис Язепович прекрасно помнит, как сторонились хуторяне колхозов. Однако после насильственных вывозов лучших тружеников в Сибирь в марте сорок девятого процесс коллективизации ускорился. Сколько судеб сломано, сколь-ко слез пролито… Сейчас трудно даже представить, с какой болью хозяева от Бога расставались с гектарами, окультуренными собственными мозолями — да еще прощались с нажитыми и выхоленными лошадьми-буренками. Бесплатный и, по сути, крепостной труд на колхозных полях продолжался до пятьдесят восьмого года. А денежные расчеты начались при объединении трех колхозов в совхоз “Крас-лава”. Все эти годы люди выживали только с пятидесяти соток, на которых умудрялись кормиться сами, да еще содержать коровку, поросенка, овец, кур.

…Издевательства над деревней про- должались. Никита Хрущев в порыве борьбы с частной собственностью урезал сотки, ввел другие ограничения. При генсеке Брежневе хрущевские зажимы отменили. Вкалывая на совхоз и приусадебное хозяйство, сельский человек постепенно начал обживаться. Завелись деньжата, а с ними грянул повальный товарный дефицит. Стройматериалы даже на ремонт доставались с громадным трудом. Немного полегчало, когда на селе узаконили стройкооперативы. Зато очередь на автомашины растягивалась на 5-10 лет.
От середины семидесятых жизнь более-менее наладилась, а в конце девяностых известно, что произошло.

Жизнь прожить — не поле перейти… Окончив семилетку, Янис поступил в Даугавпилсское железнодорожное училище, где получил диплом мастера по ремонту паровых машин. Далее — направление на Лиепайский паровозоремонтный завод, через пару лет — призыв в армию. Школа дисцип-лины и выносливости тоже здорово пригодилась в жизни, о трехлетней службе в Магнитогорске Янис Язепович не промолвил ни одного плохого слова, мог продолжить работу в Лиепае, где его ждали и где легко решался квартирный вопрос. Однако в родительском доме возникли трудности. Мать уговорила сына, и тот вернулся в родную деревню Дунские. Сверстники удивлялись: “Молодежь разбегается из колхозов, а ты по своей воле вернулся?”

Встал вопрос трудоустройства, а колхоз “Даугава” в ту пору набирал бригаду на строительство коровника. За плотницкий топор взялся с удовольствием — нравилось с юных лет. Когда три колхоза объединились в совхоз “Краслава”, вся бригада разбрелась, остался один Янис. Любопытная деталь, претендующая на пример патриотизма: Янис Цауня отработал в родном совхозе с момента образования и до последнего дня! Карьера удалась: рядовой строитель, бригадир, по окончании курсов при Министерстве сельского хозяйства — мастер, а далее — 27 лет в должности совхозного прораба. Построил хозспособом фермы, склады, сараи, 27 жилых домов, клуб-контору, а еще 12 корпусов птицефермы! Одним словом, все, кроме трех животноводческих комплексов. Сердце кровью обливалось, когда многие производственные объекты стали превращаться в руины. Ломать — не строить… А ведь одна только птицеферма давала совхозу более половины прибыли!

Со слов моего собеседника, если в Курземе и Земгале процесс приватизации проходил относительно цивилизованно, то в Латгалии обернулся сплошной разрухой. Он и сейчас убежден: переходный период должен был управляться сверху, тогда бы не разрушалось то, что создавалось десятилетиями. И как издевательство над собой воспринял пен- сию в 22 лата — за 42 года стажа. Правда, со временем справедливость восторжествовала, и теперь 175 латов — хорошие деньги на селе, было бы здоровье… Внешне жизнь не совсем и плоха: сельские люди получили в собственность землю, в каж-дой нормальной семье одна, а то и две автомашины, жилье перестало быть острой проблемой. Беда в другом: с обретением свободы многие забыли о священной обязанности — честно трудиться.

А земля лодыря не терпит. При колхозах-совхозах привыкли жить по указке, теперь пришло время хозяйничать самостоятельно, вот многие и растерялись. “Если бы сегодня в каждой семье вкалывали так, как наши отцы-деды, да еще поднимали по 5-7 детей, то и семейный достаток был бы другим. Смотреть в стакан проще, чем брать на себя ответственность”, — считает Янис Язепович. И продолжает: “С таким трудом вырвались из одного союза, чтобы угодить в другой? Что с нами происходит? С какой бездумной легкостью разрушили промышленность, разгромили село, сдали сахарные заводы… Теперь откажемся от лата, а с чем останемся?

Не растеряем ли по частям независимость, которую отстояли в борьбе? Если народ валом валит из страны, значит, что-то неладное происходит в нашем государстве. В первую очередь, надо помочь молодым сельским семьям — стартовым капиталом. Нужна такая государственная программа! В Первой республике Карлис Улманис поддерживал развитие хуторов, вот и сейчас надо находить такие возможности. Не дело это — готовить специалистов для других стран. Сами с чем останемся? Сейм и правительство должны думать не о Брюсселе, а о своем народе, который хочет достойно жить и строить семейное счастье в родной Латвии”.

Алексей ГОНЧАРОВ.